четверг, 10 февраля 2011 г.

Возможность тоталитарности демократии по Поспеловскому


«Греческое слово демократия, как мы знаем, обозначает всего лишь народоправство, то есть каков народправство, то есть каков народ, такова и будет его демократия. Такие понятия, как права личности, подлинные свободы, защищенность личности законом – это уже этика. Мы, христиане, не без основания считаем, что источник этой этики – учение Христа о любви к человеку, его неповторимости как образа и подобия Божьего. А в секулярном мире эти ценности ассоциируются с либерализмом. Следовательно, сносность или несносность жизни в том или ином обществе зависит не так от того, демократично ли оно, ибо демократией может быть и жестокая власть толпы (охлократия), а от того, либеральна ли наша демократия или тоталитарна». (Поспеловский, 42)

«Основная посылка либерализма в том, что политика это система проб и ошибок и что политические системы являются прагматическими изобретениями человеческого гения и стихийной самодеятельности граждан. В отличие от этого тоталитарная демократия предпологается априорное существование единственной и исключительной истины в политике» (Поспеловский, 42-3).

«В основе тоталитарной демократии лежит идея естественного порядка вещей или общей воли, что вылилось в якобинскую диктатору, стремившуюся построить власть добродетели, и в Бабёфому схему эгалитарного коммунистического общества, которые согласно Тальмону составляют две ранние версии мессианских тоталитаризмов нашего времени.
Чтобы освободить человека от уз, они считали необходимым разрушить все традиционные структуры, традиции и исторические общественные связи. Так, этическая идея прав человека превратилась в идеал социалистического равенства и полного конформизма при неизбежном приведении всех к низшему общему знаменателю. Никакого разнообразия, так как оно сопровождается неравенством. Таким образом, кажущийся ультрадемократический идеал неограниченного народного суверенитета очень быстро выродился в систему насилия» (Поспеловский, 49-50).

«Самым главным уроком этого исследования является несовместимость идеи всеобъемлющей и всеобщей веры (в любой идеал и насильственного ее внедрения. Отсюда несбыточность и тираничность теократий. – Д.П.) со свободой. Оба идеала свойственны двум инстинктам, наиболее глубоко укорененным в человеческой природе: мечте о спасении и любви к свободе. Любая попытка удовлетворить оба стремления одновременно неизбежно приводит если не к неограниченным тирании и рабству, то к колоссальному лицемерию и самообману, которые являются обязательными спутниками тоталитарной демократии» (J. L. Talmon, The Origins of Totalitarian Democracy. C. 253 процитировано Д. Поспеловский, Тоталитаризм и вероисповедание. М.: ББИ, 2003. - С. 50.).
«… демократия сама по себе, без духовных ценностей и гражданского общества не является гарантом от тоталитаризма»[1].
«Если демократия допускает и поддерживает свободное обсуждение обществом государственной политики и общественных проблем, и для ее нормального функционирования необходима наличность мнений большинства и меньшинства, которые являются результатом неограниченной гласности для любых высказываний, сколь абсурдными бы они ни были, то тоталитаризм требует от общества и индивида полного послушания и дисциплины. А право на знание истины в последней инстанции и правильного решения проблем признается только за вождем, любое сопротивление которому приравнивается к государственной измене»[2]. Рассматривая эту цитату в контексте евангельского христианства, мы сможем увидеть, что в ней практически ничего не изменится. Можно разве что переименовать «государственную измену» в «уход от единства с братьями/бунт против истинной веры», а «вождя» в «старшего епископа».
«У всякого деспотизма особо острый инстинкт враждебности ко всему, что способствует человеческому достоинству и независимости. Любопытно наблюдать, как преподавание наук используется повсюду для подавления мертвым грузом фактов любой свободы и исследовании вопросов нравственности. Материализм – вспомогательная доктрина любой тирании, одного [диктатора] или масс. Господствующая тенденция века – превратить людей из самостоятельных индивидом в винтики единой, огромной социальной машины; сделать общество, а не совесть, центром жизни (выделено автором); поработить душу вещами, обезличить человека…»[3].
«Чтобы сразить своего оппонента, обезвредить его в глазах массового слушателя, надо не выдвигать рациональные контраргумены, а ошарашить его оскорблениями, криком, всячески унизить. Этой техникой пользуются все диктаторы-демогоги нашего времени – от Ленина до Гитлера, от Сталина до Кастро…»[4].
«Эммансипированные массы стремятся к равенству за счет индивидуальной свободы, и наш век показал, что под предлогом равенства к власти приходят жесточайшие диктатуры, устанавливающие своеобразное равенство на уровне самого низкого общего знаменателя – равенство, при котором одни равны больше, чем другие, по меткому выражению Оруэла, - и поддерживающие это «равенство» посредством кровавого террора»[5]. В церкви террор конечно же поддерживается и утверждается иными методами. Для утвреждения диктатуры и тоталитаризма в церкви диктатору достаточно сохранять за собой исключительный контроль над тем, что проповедуется с церковной кафедры. Под разными предлогами выбор проповедника будет производится весьма и весьма селективно, кроме всего прочего доверие кафедры будет служить еще и знаком особого доверия, поощрения и внимания – не всякий этого «доверия» удостоится, и все больше аудитория, а кафедра «выше», тем более это доверие ценно как в глазах слушающих, так и в глазах выступающего.
«Иным способом, кроме террора, равенство удержать невозможно, ибо люди не равны по способностям и устремлениям в жизни. Можно устанавливать равенство перед законом, но заставить человека «не высовываться» возможно, только запугав его до полусмерти, а держать его в таком страхе всю жизнь может только систематический террор»[6]. В контексте церкви равенства также невозможно добиться, как бы мы об этом не мечтали. Павел утверждает, что все люди представляют собой различные члены одного Тела, также Павел говорит о том, что верующие люди – сосуды приготовленные для разного употребления, одни для употребления высокого, другие же для употребления низкого. И тем не менее Библия подчеркивает идею того, что Бог любит каждого из Своих детей, а верующие в свою очередь нуждаются друг в друге несмотря на существующие между ними неравенство.
«Казалось бы, защитой от тоталитаризма должна быть интеллегенция, но, пишет упоминавшийся выше Коббан, перекликаясь с Амьелем, затронувшим ту же проблему девятью десятками лет раньше, беда в том, что в связи с осложнением наук на место старой всесторонней и мыслящей интеллигенции приходят узкие специалисты, настолько погруженные в свою профессию, что глобально мыслить большинство из них уже не в состоянии или просто не интересуется этим. Этот духовный вакуум – благодатнейшая почва для размножения псевдопророков и вождей масс. Коббан видит угрозу обществу в исчезновении аристократии, необязательно родовой, но аристократии интеллекта и духа, широко и глубоко мыслящей. Образовывается пустота, заполняемая лжепророками и лжеучителями»[7].

«Бог на стороне личности, а не миропорядка и всеединства» из книги Н. Бердяева «О рабстве и свободе человека».
«Известно, что в бытность Столыпина премьер-министром Николая II как-то спросил его, а нельзя ли отменить конституцию, что свидетельствует о полном непонимании царем принципов правого государства или, во всяком случае, неприятии их. Отсюда и его пренебрежение общественным мнением, нежелание иметь умных и сильных министров, в результате чего к концу своего царствования правительство состояло из совершенно некомпетентных бюрократов, в то время как царь игнорировал все просьбы как Думы и ее председателя Родзянко, так и своего родного брата Михаила создать министерство, ответственное перед Думой или по крайней мере состоящее из общественных деятелей, пользующихся уважением и доверием общества»[1].
«Если более отсталые, ленивые, а то и просто пьянчужки могли кое-как существовать при поддержке общины, то, став единоличниками поневоле, они продавали за бесценок свои наделы новым земельным собственникам, а сами либо ботрачили, превращаясь в сельский пролетариат, либо уходили на заработки в города. Ясно, что, если они не смогли удержаться на плаву в привычной им сельской обстановке, в городе они становились самым низом рабочего класса, перебиваясь случайными заработками. Естественно, этот новый люмпен-пролетариат был недоволен своим существованием и становился легкой добычей всевозможных демагогов. Он-то и станет основной ленинской «гвардией»»[2].
«Критерием этой «правды» является польза, а не истина того или иного мыслителя, той или иной теории»[3]. Однажды мне довелось быть свидетелем как судьба одного согрешившего брата и сестры решалась именно относительно вопроса о принесения «пользы», а не восстановления «истины». Узнав о случившемся прелюбодеянии, епископ посчитал излишним сообщать мужу согрешившей сестры о случившемся, так как это в его понимании приведет к скандалу и «ненужной» огласке, возможному разводу. Да и в конечном итоге людьми гораздо проще управлять, когда их держишь на коротком поводке владения их страшной тайны.
Сергей Булгаков в сборнике Вехи в статье «Героизм и подвижничество» пишет: «… Обновиться же Россия не может, не обновив, прежде всего, и свою интеллигенцию»[4].
«Христианство ревниво, как, впрочем, и всякая религия; оно сильно в человеке лишь тогда, когда берет его целиком, всю душу, сердце, волю», - пишет там же Сергей Булгаков. На что Дмитрий Поспеловский отвечает:
«Чем не тоталитаризм? На самом деле между социально-политическим тоталиризмом и тотальностью отдачи верующим себя Богу есть коренные различия как в средствах, так и в целях. Что касается разницы в целях и их осуществлении, то, как говорит Булгаков, атеистическое «прогрессивное» будущее обещает «счастье последних поколений, торжествующих на костях и крови своих предков…» В христианстве же – «вера во всеобщее воскресение, новую землю и новое небо, когда будет Бог все во всем». Изначальная разница между ними в том, что вере человек отдает себя добровольно, а человеческие тоталитарные системы захватывают человека насильно, подчиняют его полностью коллективу. А Изгоев указывает еще на различие между подвижниками революции и христианства в их отношении к жизни и смерти. «Русская интеллигенция, - пишет он, - являла собой своеобразный монашеский орден людей, обрекших себя на смерть».


[1]Д. Поспеловский, Тоталитаризм и вероисповедание. М.: ББИ, 2003. - С. 106.
[2]Д. Поспеловский, Тоталитаризм и вероисповедание. М.: ББИ, 2003. - С. 108.
[3]Д. Поспеловский, Тоталитаризм и вероисповедание. М.: ББИ, 2003. - С. 115.
[4]Сергей Булгаков, «Героизм и подвижничество» Вехи. Процитировано Д. Поспеловский, Тоталитаризм и вероисповедание. М.: ББИ, 2003. - С. 118.

[1]Д. Поспеловский, Тоталитаризм и вероисповедание. М.: ББИ, 2003. - С. 50.
[2]Д. Поспеловский, Тоталитаризм и вероисповедание. М.: ББИ, 2003. - С. 51.
[3]Амиель, Личный дневник. 1852 процитировано Д. Поспеловский, Тоталитаризм и вероисповедание. М.: ББИ, 2003. - С. 77-8.
[4]Д. Поспеловский, Тоталитаризм и вероисповедание. М.: ББИ, 2003. - С. 80.
[5]Д. Поспеловский, Тоталитаризм и вероисповедание. М.: ББИ, 2003. - С. 81.
[6]Д. Поспеловский, Тоталитаризм и вероисповедание. М.: ББИ, 2003. - С. 81.
[7]Д. Поспеловский, Тоталитаризм и вероисповедание. М.: ББИ, 2003. - С. 82.

Комментариев нет:

Отправить комментарий