воскресенье, 25 апреля 2010 г.
среда, 21 апреля 2010 г.
Когда старые догмы перестают работать
Когда старые догмы перестают работать
Чтобы мы сказали о Боге, зайдя в терапевтическое отделение онкологической клиники? Чтобы мы сказали о Божьей любви, опустошенным от горя и страданий родителям, выжидающих решение судьбы их детей? Чтобы мы сказали, встретив в этой больнице, своего друга, христианина, и даже пастора церкви?
Наверное, есть места, куда не так просто зайти с проповедью Евангелия и, конечно же, совсем непросто будет говорить о Божьей любви – если только мы окончательно не утратили человеческие чувства – в тот момент и в том месте, где беда, боль, горе перестают быть для нас чем-то абстрактным.
Сегодня я приобрел нового друга. Ему тридцать семь лет, он – пастор церкви, который недавно потерял своего сына, сам пережил онкологическое заболевание, в результате которого стал инвалидом. Беседуя с ним, я понимал, что передо мной сидит Иов наших дней, единственный вопрос которого заключается в том, Какой же на самом деле мой Бог?!! Этот вопрос, кажущийся таким простым и понятным, в ответ на который можно было бы процитировать столько мест Писания, приводит в состояние ступора, когда ты слышишь его от пастора церкви, проходящего в буквальном смысле через ад в своей земной жизни. Говорят, что ад – состояние богооставленности. И именно так чувствует себя последние несколько месяцев мой новый друг.
Те, кто поумнее избегают встречи с ним – сами понимают, что сказать будет нечего. Те, что поглупее, недоумевают, чего это он распереживался о потери ребенка, ведь Бог оставил ему еще четверых, есть и те, кто в ужасе закрывают свои уши, услышав те вопросы, которые мой друг хотел бы задать Богу.
Нам страшно осознавать себя таким же незащищенным от зла, царящего в мире, как и любой другой незнающий Бога человек. Нам хочется видеть в Боге решение всех наших нынешних бед, а также страховку и панацею от всех бед будущих. Но что мы скажем о Нем, если вдруг узнаем, что ничего такого Он нам в земной жизни не гарантирует?!! Это сложный вопрос, от которого в буквальном смысле бежит преуспевающее и победоносное христианство наших дней, но люди - этот вопрос звучит и как бы нам этого не хотелось - нам от него не спрятаться.
Чтобы мы сказали о Боге, зайдя в терапевтическое отделение онкологической клиники? Чтобы мы сказали о Божьей любви, опустошенным от горя и страданий родителям, выжидающих решение судьбы их детей? Чтобы мы сказали, встретив в этой больнице, своего друга, христианина, и даже пастора церкви?
Наверное, есть места, куда не так просто зайти с проповедью Евангелия и, конечно же, совсем непросто будет говорить о Божьей любви – если только мы окончательно не утратили человеческие чувства – в тот момент и в том месте, где беда, боль, горе перестают быть для нас чем-то абстрактным.
Сегодня я приобрел нового друга. Ему тридцать семь лет, он – пастор церкви, который недавно потерял своего сына, сам пережил онкологическое заболевание, в результате которого стал инвалидом. Беседуя с ним, я понимал, что передо мной сидит Иов наших дней, единственный вопрос которого заключается в том, Какой же на самом деле мой Бог?!! Этот вопрос, кажущийся таким простым и понятным, в ответ на который можно было бы процитировать столько мест Писания, приводит в состояние ступора, когда ты слышишь его от пастора церкви, проходящего в буквальном смысле через ад в своей земной жизни. Говорят, что ад – состояние богооставленности. И именно так чувствует себя последние несколько месяцев мой новый друг.
Те, кто поумнее избегают встречи с ним – сами понимают, что сказать будет нечего. Те, что поглупее, недоумевают, чего это он распереживался о потери ребенка, ведь Бог оставил ему еще четверых, есть и те, кто в ужасе закрывают свои уши, услышав те вопросы, которые мой друг хотел бы задать Богу.
Нам страшно осознавать себя таким же незащищенным от зла, царящего в мире, как и любой другой незнающий Бога человек. Нам хочется видеть в Боге решение всех наших нынешних бед, а также страховку и панацею от всех бед будущих. Но что мы скажем о Нем, если вдруг узнаем, что ничего такого Он нам в земной жизни не гарантирует?!! Это сложный вопрос, от которого в буквальном смысле бежит преуспевающее и победоносное христианство наших дней, но люди - этот вопрос звучит и как бы нам этого не хотелось - нам от него не спрятаться.
Единение или единство
«Мы созданы, чтобы познать единение». Но люди, почему больше говорят и стремятся к единству. Единство часто понимается как единообразие.
Внутри каждого из нас заложено стремление к единению, мы нуждаемся друг в друге, и быть вместе – естественно для нас. Однако, мы хотим быть непросто вместе, люди хотят другого они хотят быть в безопасности друг от друга. Таким образом, мы хотим быть вместе и в то же самое время иметь гарантии того, что мне это не навредит. Как этого достичь. Адам добился этого своим доминированием над Евой, и мы, его потомки решаем этот вопрос точно также. Мы стремимся к доминированию. И таким образом, мы стремимся не просто к единению, а к тому, что мы называем единством. Человек становится господином другого человека, только сказать об этом прямо в наши дни было бы слишком цинично. Нам нужно было бы прикрыть собственный эгоизм и безнравственность какими-то более благовидными красивыми лозунгами. Поэтому мы и призываем друг друга к единству.
вторник, 20 апреля 2010 г.
"В чем проблема отечественного протестантизма?" Алесь Дубровский
В чем проблема отечественного протестантизма?
В № 4 газеты «Мирт» за 2007 год была опубликована статья А. Суховского «Протестантизм и русская культура». Автор поднял чрезвычайно важную проблему, но предложил на удивление упрощенное решение. Оказывается, главная проблема – в антиэстетизме. «С церковной кафедры произносятся слова, исполненные глубокого смысла, но лишенные всякого изящества», – пишет А. Суховский. Признание отечественных протестантов в антиэстетизме не ново. И признаемся мы в этом без всякого стеснения. Более того, в этом даже видится некая Позиция – с большой буквы. О, если бы только в этом была наша проблема! Антиэстетизмом (несколько в ином смысле) «страдали» и русские футуристы, что не помешало им самим «стать классикой».
Увы, проблема глубже. Я не русский баптист, а белорусский пятидесятник, на что прошу сделать определенную скидку, но большой разницы в данном случае нет. Так случилось, что я имел возможность наблюдать те проблемы, о которых буду говорить, изнутри и весьма близко. Слава Богу, на свою церковь я не обижен и очень благодарен Господу, что Он меня в нее привел 14 лет назад. Уже после этого я получил два высших образования – светское и богословское, ученую степень кандидата филологических наук и звание доцента. Мой пастор – бывший водитель автокрана, но я мало видел столь же интеллигентных и мудрых людей, как он. Однако, кроме своей поместной церкви, мне пришлось понаблюдать более широкий протестантский контекст, если можно так выразиться. И вот к каким выводам я пришел.
Официальный отечественный протестантизм страдает более чем антиэстетизмом – он страдает антиинтеллектуализмом. Сам разум объявляется нашими евангельскими христианами чем-то подозрительным. По сути, дошло даже до того, что не просто наука и искусство стали ненужными и нежелательными явлениями для отечественной протестантской идеологии – ненужным оказалось богословие! Я видел закрытие дневного отделения Теологического института Союза ХВЕ в Республике Беларусь – закрытие за ненадобностью! Все же прочие формы богословского образования в крупнейшей протестантской конфессии Беларуси были доведены до плачевного состояния. И это сделали не какие-то недоброжелатели – это делалось собственными руками. Отечественные евангельские епископы в принципе превратно понимают сущность богословия. Для них это вовсе не комплекс сложных высокоразвитых наук, а просто церковная догматика, раз и навсегда данная и неприкосновенная. Конфессиональное руководство элементарно боится богословского образования (я работал в этой сфере и все видел воочию).
Откуда же берется антиинтеллектуализм отечественных протестантов? И здесь мы сталкиваемся с самой болезненной проблемой. Корень проблемы – в глубинной конфессиональной идеологии, в самой богословской ориентации. Фундаменталистский консерватизм наших протестантских объединений – это священная корова. На страницах евангельских изданий – самых прогрессивных – можно обсуждать вопросы культуры (о, эта пресловутая культура!), этики (хотя, как эти вопросы обсуждаются – отдельный разговор), даже политики (но тут между Россией и Беларусью есть существенные различия), а вот обсуждать генеральную линию принятого типа богословствования нельзя: это запретная тема. Что такое фундаментализм – вопрос объемный, и, честно говоря, я с трудом представляю форму и саму возможность обсуждения этой темы даже на страницах «Мирта». Выскажу только несколько мыслей.
Евангелистский фундаментализм как зеницу ока охраняет традиционную догматику и ничего так не боится, как любого вторжения в эту область. Но ведь единственная возможная форма этого охранительства – по принципу страуса, прячущего голову в песок. Нельзя изучить современную библеистику, прочитать и понять классиков современного богословия и при этом остаться фундаменталистом. Остаться можно только в том случае, если не прочитать или не понять. Вспомним Т. Куна: представитель старой парадигмы в принципе не понимает представителя новой. Понять – значит самому измениться. А ведь здесь мы имеем дело именно с парадигмальным сломом. Догматический традиционализм прячет голову в песок перед лицом современного мира. Антиинтеллектуализм – это спасение для такого мышления. Но это погибель для подлинной христианской миссии. Ибо миссионерская Церковь стремится быть понятой современниками (А. Суховский говорит золотые слова об адекватности времени).
У нас есть коронный аргумент в пользу нашего богословского традиционализма: «Но ведь именно традиционализм, фундаментализм, является последим оплотом нравственности». Вот и А. Суховский утверждает, что отечественный протестантизм является носителем высочайших этических ценностей. А не много ли комплиментов мы себе делаем? Может, нужно просто оглянуться и убедиться в том, что в евангельских церквах такие же люди, как и везде? Да, здесь осуждается пьянство, разводы и прочие морально неприглядные явления. Но не превратилось ли наше понимание этики в набор довольно простых штампов? С тем же успехом, с которым на словах проповедуется внешняя нравственная чистота, на практике демонстрируется ханжество, фарисейство, осуждение ближнего и т.д. Наша конфессиональная высокоморальность – миф, который мы сами создали и в который сами уверовали. Подлинная христианская этика отнюдь не привязана к фундаменталистской богословской парадигме.
Вернусь к тому, с чего начал. Эстетизм и антиэстетизм… В иных конфессиях можно за внешним благолепием спрятать внутреннюю пустоту. В протестантизме ни за чем не спрячешься. В иных конфессиях можно удерживать паству страхом, ибо «нет спасения вне единой апостольской непогрешимой…» В подлинном протестантизме и это невозможно (я не говорю о церквах, возомнивших себя единственными истинными представителями христианства и оперирующих фразами, недопустимыми в настоящей евангельской церкви). Но отнюдь не из-за антиэстетизма интеллигенция сегодня действительно уходит из евангельских церквей. Скажу поразительную вещь, но подлинный мотив совсем иной: людям просто жалко времени. Люди, жизнь которых «по долгу службы» заполнена смыслами, приходя в церковь, жаждут Высших Смыслов. А встречают приевшиеся штампы. Изящество проповеди – самая последняя проблема. Нелогично сокрушаться о форме, когда само содержание – в плачевном состоянии. И никаким образованием, и никакой эстетикой эту проблему не решить. И наоборот: отсутствие диплома – не помеха для понимания того, что не заключается истина Божья в слепом следовании догматической традиции. Один бывший водитель автокрана это понял с легкостью, а некоторые доктора богословия, носители епископского сана, проявляют чудеса непонимания.
Алесь ДУБРОВСКИЙ,
Минск
В № 4 газеты «Мирт» за 2007 год была опубликована статья А. Суховского «Протестантизм и русская культура». Автор поднял чрезвычайно важную проблему, но предложил на удивление упрощенное решение. Оказывается, главная проблема – в антиэстетизме. «С церковной кафедры произносятся слова, исполненные глубокого смысла, но лишенные всякого изящества», – пишет А. Суховский. Признание отечественных протестантов в антиэстетизме не ново. И признаемся мы в этом без всякого стеснения. Более того, в этом даже видится некая Позиция – с большой буквы. О, если бы только в этом была наша проблема! Антиэстетизмом (несколько в ином смысле) «страдали» и русские футуристы, что не помешало им самим «стать классикой».
Увы, проблема глубже. Я не русский баптист, а белорусский пятидесятник, на что прошу сделать определенную скидку, но большой разницы в данном случае нет. Так случилось, что я имел возможность наблюдать те проблемы, о которых буду говорить, изнутри и весьма близко. Слава Богу, на свою церковь я не обижен и очень благодарен Господу, что Он меня в нее привел 14 лет назад. Уже после этого я получил два высших образования – светское и богословское, ученую степень кандидата филологических наук и звание доцента. Мой пастор – бывший водитель автокрана, но я мало видел столь же интеллигентных и мудрых людей, как он. Однако, кроме своей поместной церкви, мне пришлось понаблюдать более широкий протестантский контекст, если можно так выразиться. И вот к каким выводам я пришел.
Официальный отечественный протестантизм страдает более чем антиэстетизмом – он страдает антиинтеллектуализмом. Сам разум объявляется нашими евангельскими христианами чем-то подозрительным. По сути, дошло даже до того, что не просто наука и искусство стали ненужными и нежелательными явлениями для отечественной протестантской идеологии – ненужным оказалось богословие! Я видел закрытие дневного отделения Теологического института Союза ХВЕ в Республике Беларусь – закрытие за ненадобностью! Все же прочие формы богословского образования в крупнейшей протестантской конфессии Беларуси были доведены до плачевного состояния. И это сделали не какие-то недоброжелатели – это делалось собственными руками. Отечественные евангельские епископы в принципе превратно понимают сущность богословия. Для них это вовсе не комплекс сложных высокоразвитых наук, а просто церковная догматика, раз и навсегда данная и неприкосновенная. Конфессиональное руководство элементарно боится богословского образования (я работал в этой сфере и все видел воочию).
Откуда же берется антиинтеллектуализм отечественных протестантов? И здесь мы сталкиваемся с самой болезненной проблемой. Корень проблемы – в глубинной конфессиональной идеологии, в самой богословской ориентации. Фундаменталистский консерватизм наших протестантских объединений – это священная корова. На страницах евангельских изданий – самых прогрессивных – можно обсуждать вопросы культуры (о, эта пресловутая культура!), этики (хотя, как эти вопросы обсуждаются – отдельный разговор), даже политики (но тут между Россией и Беларусью есть существенные различия), а вот обсуждать генеральную линию принятого типа богословствования нельзя: это запретная тема. Что такое фундаментализм – вопрос объемный, и, честно говоря, я с трудом представляю форму и саму возможность обсуждения этой темы даже на страницах «Мирта». Выскажу только несколько мыслей.
Евангелистский фундаментализм как зеницу ока охраняет традиционную догматику и ничего так не боится, как любого вторжения в эту область. Но ведь единственная возможная форма этого охранительства – по принципу страуса, прячущего голову в песок. Нельзя изучить современную библеистику, прочитать и понять классиков современного богословия и при этом остаться фундаменталистом. Остаться можно только в том случае, если не прочитать или не понять. Вспомним Т. Куна: представитель старой парадигмы в принципе не понимает представителя новой. Понять – значит самому измениться. А ведь здесь мы имеем дело именно с парадигмальным сломом. Догматический традиционализм прячет голову в песок перед лицом современного мира. Антиинтеллектуализм – это спасение для такого мышления. Но это погибель для подлинной христианской миссии. Ибо миссионерская Церковь стремится быть понятой современниками (А. Суховский говорит золотые слова об адекватности времени).
У нас есть коронный аргумент в пользу нашего богословского традиционализма: «Но ведь именно традиционализм, фундаментализм, является последим оплотом нравственности». Вот и А. Суховский утверждает, что отечественный протестантизм является носителем высочайших этических ценностей. А не много ли комплиментов мы себе делаем? Может, нужно просто оглянуться и убедиться в том, что в евангельских церквах такие же люди, как и везде? Да, здесь осуждается пьянство, разводы и прочие морально неприглядные явления. Но не превратилось ли наше понимание этики в набор довольно простых штампов? С тем же успехом, с которым на словах проповедуется внешняя нравственная чистота, на практике демонстрируется ханжество, фарисейство, осуждение ближнего и т.д. Наша конфессиональная высокоморальность – миф, который мы сами создали и в который сами уверовали. Подлинная христианская этика отнюдь не привязана к фундаменталистской богословской парадигме.
Вернусь к тому, с чего начал. Эстетизм и антиэстетизм… В иных конфессиях можно за внешним благолепием спрятать внутреннюю пустоту. В протестантизме ни за чем не спрячешься. В иных конфессиях можно удерживать паству страхом, ибо «нет спасения вне единой апостольской непогрешимой…» В подлинном протестантизме и это невозможно (я не говорю о церквах, возомнивших себя единственными истинными представителями христианства и оперирующих фразами, недопустимыми в настоящей евангельской церкви). Но отнюдь не из-за антиэстетизма интеллигенция сегодня действительно уходит из евангельских церквей. Скажу поразительную вещь, но подлинный мотив совсем иной: людям просто жалко времени. Люди, жизнь которых «по долгу службы» заполнена смыслами, приходя в церковь, жаждут Высших Смыслов. А встречают приевшиеся штампы. Изящество проповеди – самая последняя проблема. Нелогично сокрушаться о форме, когда само содержание – в плачевном состоянии. И никаким образованием, и никакой эстетикой эту проблему не решить. И наоборот: отсутствие диплома – не помеха для понимания того, что не заключается истина Божья в слепом следовании догматической традиции. Один бывший водитель автокрана это понял с легкостью, а некоторые доктора богословия, носители епископского сана, проявляют чудеса непонимания.
Алесь ДУБРОВСКИЙ,
Минск
понедельник, 19 апреля 2010 г.
суббота, 17 апреля 2010 г.
«В конце…»
«В конце…»
В конце осквернил человек небо и землю. Искалеченная земля содрогнулась и изменила свой извечный ход. И ветер носил над водами ядовитые газы и миазмы.
И сказал человек: «Я буду властелином Земли». И стало так. И вкусил человек сладость власти, и назвал все, что служило ее упрочнению, мудростью, а все, что могло обуздать ее, назвал слабостью. И был вечер, и было утро – день седьмой.
И сказал человек: «Пусть будут разделены люди Земли, и пусть между теми, кто за меня, и теми, кто против, проляжет граница и встанет стена». И стало так. И был вечер, и было утро – день шестой.
И сказал человек: «Соберем всю нашу мощь в одном месте и создадим для защиты нашей новые могучие средства. Пусть радио штампует в головах одинаковые мысли, и пусть каждый неусыпно следит за каждым. А чтобы владычествовать над душами, мы придумаем знаки, символы и флаги – новые атрибуты нового культа. И люди будут поклоняться им!» И стало так. И был вечер, и было утро – день пятый.
И сказал человек: «Пора отделить свет от тьмы. Свет правды от тьмы лжи. Соберем две команды цензоров из верных людей. Пусть первая следит за теми, которые говорят правду живущим по ту сторону разделяющей стены, а вторая – за теми, кто говорит правду для своих. И будет две правды и две неправды. И был вечер, и было утро – день четвертый.
И сказал человек: «Создадим оружие, чтобы убивало на расстоянии миллионы и сотни миллионов людей, например, управляемые ракеты и снаряды. Научимся применять в войне смертоносные бактерии – только для нашей защиты». И стало так. И был вечер, и было утро – день третий.
И сказал человек: «Сотворим Б-га по образу нашему и подобию нашему. И будем говорить, что Б-г думает так же, как думаем мы. И что Б-г хочет того же, чего хотим мы. И что Он приказывает нам делать то, что мы сами хотим делать». И с Б-жьей помощью, человек начал убивать: атомным оружием и радиоактивными осадками, и всем прочим, что было в его арсенале. Он убивал живых и еще не рожденных, и говорил при этом: на то воля Б-жья. И было так. И был вечер, и было утро – день второй.
А потом, в последний день, над всею Землей поднялось огромное облако. Страшный взрыв сотряс Землю, и страшный вопль устремился ввысь. В это мгновение и человек, и все его творения перестали быть. И потом, в последний день, опустевшая Земля отдыхала от человека и его неразумных деяний, и вселенная, наконец, дышала спокойно, потому что кончилось все, что создал человек в безрассудстве своем. И не было утра – новый день не наступил.
Рабби Джек Ример
1957г.
В конце осквернил человек небо и землю. Искалеченная земля содрогнулась и изменила свой извечный ход. И ветер носил над водами ядовитые газы и миазмы.
И сказал человек: «Я буду властелином Земли». И стало так. И вкусил человек сладость власти, и назвал все, что служило ее упрочнению, мудростью, а все, что могло обуздать ее, назвал слабостью. И был вечер, и было утро – день седьмой.
И сказал человек: «Пусть будут разделены люди Земли, и пусть между теми, кто за меня, и теми, кто против, проляжет граница и встанет стена». И стало так. И был вечер, и было утро – день шестой.
И сказал человек: «Соберем всю нашу мощь в одном месте и создадим для защиты нашей новые могучие средства. Пусть радио штампует в головах одинаковые мысли, и пусть каждый неусыпно следит за каждым. А чтобы владычествовать над душами, мы придумаем знаки, символы и флаги – новые атрибуты нового культа. И люди будут поклоняться им!» И стало так. И был вечер, и было утро – день пятый.
И сказал человек: «Пора отделить свет от тьмы. Свет правды от тьмы лжи. Соберем две команды цензоров из верных людей. Пусть первая следит за теми, которые говорят правду живущим по ту сторону разделяющей стены, а вторая – за теми, кто говорит правду для своих. И будет две правды и две неправды. И был вечер, и было утро – день четвертый.
И сказал человек: «Создадим оружие, чтобы убивало на расстоянии миллионы и сотни миллионов людей, например, управляемые ракеты и снаряды. Научимся применять в войне смертоносные бактерии – только для нашей защиты». И стало так. И был вечер, и было утро – день третий.
И сказал человек: «Сотворим Б-га по образу нашему и подобию нашему. И будем говорить, что Б-г думает так же, как думаем мы. И что Б-г хочет того же, чего хотим мы. И что Он приказывает нам делать то, что мы сами хотим делать». И с Б-жьей помощью, человек начал убивать: атомным оружием и радиоактивными осадками, и всем прочим, что было в его арсенале. Он убивал живых и еще не рожденных, и говорил при этом: на то воля Б-жья. И было так. И был вечер, и было утро – день второй.
А потом, в последний день, над всею Землей поднялось огромное облако. Страшный взрыв сотряс Землю, и страшный вопль устремился ввысь. В это мгновение и человек, и все его творения перестали быть. И потом, в последний день, опустевшая Земля отдыхала от человека и его неразумных деяний, и вселенная, наконец, дышала спокойно, потому что кончилось все, что создал человек в безрассудстве своем. И не было утра – новый день не наступил.
Рабби Джек Ример
1957г.
Бог под арестом
Современные христиане хотят думать о Боге, как о горе, которую они могут измерить, изучить, в конце концов, покорить, водрузив на вершине знамя своей церкви или конфессии, а потом, произведя соответствующую "теолого-геологическую" разведку, копать из ее глубин то, что им больше нравится, или кажется наиболее важным и полезным. Однако, мне кажется, что мы должны думать о Боге, как об океане. Океан неизмерим, огромен и непокорен, и самое неудобное для людей качество океана - он непредсказуем. Так и Бог, подобно океану, Он - вне человеческого контроля, Он никогда не поместится в наши справочники по систематическому богословию или в тексты наших вероисповеданий. В конце концов, Он ведь гораздо больше самого языкового понятия "Бог", которым мы сегодня пользуемся, чтобы говорить о Нем.
Мне кажется, что верующие люди стремятся в некотором смысле «пленить» Бога, они пытаются заключить Его в рамки своих представлений, утверждая, что Он - Таков, Каким они себе Его представили.
Мы не замечаем, как догматизируем частный человеческий опыт, пусть и признанный на сегодняшний день тем, что мы называем «церковной традицией». Мы не замечаем того, что «сажая под замок» Бога, мы тем самым лишаем себя и других верующих живого переживания Его Истины.
Христиане, более чем кто-либо еще, должны были бы видеть, что Истина – это Иисус, т.е. Живая Личность, а не серия логических заключений и выводов, доказанных и проверенных опытным путем. Будучи гордецами, мы вообразили, что можем поймать Истину. Мы уменьшили Ее до размеров собственного восприятия, таким образом, Бог стал для нас видимой, измеримой, содержащей необходимые нам полезные ископаемые, и самое главное, подконтрольной горой.
Наверное, именно по этой причине Истина всегда лучше понималась поэтами, а не ученными и богословами. Некоторые поэтические отрывки Библии звучат некорректно с точки зрения современного богословия, также как и некоторые слова Иова о Боге заставляли затыкать уши его благочестивых друзей, и тем не менее, Бог признал, что отказавшийся от своих религиозных догматов, принципов, правил и формул, но переживающий Его присутствие Иов оказался более прав, чем его ученные друзья.
Трагедия христианства заключается в том, что Библия, которая должна была бы нести людям Истину, сегодня используется для того, чтобы связать Истину и посадить Ее под арест. Но как уже было сказано выше, сегодня под арестом находится не только Бог, но и многие Его дети, те, кому запрещается искать Его самостоятельно и думать о Нем свободно. Таким образом, связав Бога, в действительности были скованы и мы сами! И то, что на самом деле изумляет, пугает и даже парализует – все это было сделано в Его Имя, во Имя Истины!
пятница, 16 апреля 2010 г.
Київський фестиваль засвідчив конкурентоспроможність християнської книги
15-04-2010
Для християнського книжника Київський міжнародний фестиваль, що відбувся 8-11 квітня, влаштував справжній бенкет. Видавництва з 5 країн представили відвідувачам широкий вибір літератури.
Джерело РІСУ
воскресенье, 4 апреля 2010 г.
четверг, 1 апреля 2010 г.
Несколько мыслей о "Гог и Магог" Мартина Бубера
Одна из тех книг, которая действительно достойна того, чтобы остановить на себе взгляд читателя, выделив ее из множества современных религиозных произведений – это бесспорно книга Мартина Бубера «Гог и Магог».
Для меня это была не просто особая книга, которая раскрыла для меня мир, веру и традиции наиболее интригующего своей мистичностью и эксцентричностью течения в иудаизме, она стала для меня особым просветлением от Господа в один из наиболее темных периодов моей жизни. В то время когда надежда на Божье прощение уже казалось умерла, а вера была задавлена религиозным фатализмом, ответ пришел в словах праведного Еврея: «Бывают такие времена, подобные Божьему затмению. Во время затмения Солнца становится так темно, что кажется – Солнца нет вовсе. Это похоже. Что-то становится между нами и Божьим ликом, и тогда кажется, что мир остывает от нехватки божественного света. Истина в том, что именно в такие времена мы должны обратиться к Богу, чтобы спасение, которое нам уготовано, стало в самом деле нашим личным спасением. Мы теряем знанием о Нем; кажется, Его нет вообще, кругом темно и холодно. Нам мнится бессмысленным обращаться к Нему, забывшему о нас, Он – Творец мира, но не Отец нам. Нечто невероятное должно возникнуть в нас, чтобы мы все-таки снова уповали на Него. И тогда является спасение. Отчаяние расширяет стены тюрьмы, в которой заперты наши скрытые возможности. И тогда источник первоначальной глубины открывается в нас».[1]
«Гог и Магог» - это книга о борьбе, происходящей в нашем разуме при осознании святости нашего призвания и столкновением с реальностью нашей человечности. Герои книги, хасидские учителя – праведники, увековечившие свои имена изумительным подвигом веры, но они же –обычные люди, допустившие в своей жизни поступки достойные раскаяния и сожаления.
Сожаление и стыд – неизбежные спутники нашего поражения в борьбе со злом, которые остаются невидимыми для нас во время противостояния ему. Но стоит только упасть, и мы их увидим. Стыд за совершенный грех похож на чувства ребенка, не оправдавшего ожидания своего отца, стыд порождает страх совершить новую ошибку, мы цепенеем – страх парализует нас. И как важно услышать в этот момент слова обращенные Святым Евреем к своему другу Ишайее: «мы не должны бояться. Бог идет к победе через наши поражения».[2] И это то, что делает религиозные воззрения Бубера столь необычными – он не заигрывает с грехом и отнюдь не воспевает падение, но он стремится победить страх перед поражением и стыд пред Богом за совершенную неудачу. Хасиды Бубера не воспевают легкомысленное отношение к греху, как это могло бы кому-то показаться, - стоит только посмотреть на жизнь Праведного Еврея, в котором, по признанию самого Бубера, взято многое от Христа, - но они воют против уныния, порожденного падением и грехом. «Уныние казалось ему опаснее греха», - так Мартин Бубер говорит о Ребе Хозе (Провидце),[3] потому что «печаль заслоняет Бога от его слуги больше, чем грех».[4] «Гог и Магог» - это книга о борьбе живой веры с религией осуждения, печали и уныния.
Особого внимания заслуживает теодицея Мартина Бубера и его объяснение существованию зла в мире созданным Праведным Богом. «Но что же это за Зло, созданное Богом? Это сила делать то, чего Он не хочет. Если бы Он не создал ее, никто не смог бы Ему противодействовать. А Он хочет, чтобы Ему противостояли. Он установил свободу. Он создал силу, которая может действовать, как если бы Всемогущего не было. Тварь обольщается, когда думает, что может грешить, она имеет такую возможность. Вот что имеется в виду, когда говорят о том, что Бог сам ограничил себя, что произошло стяжение бесконечного света. Нас учат, что Он создал внутри Себя пространства для мира. Но важнее всего то, что Он отделил от Себя частицу своего могущества, которую отдал человеку, и что истинная власть Бога сказывается и в способности человека противостоять Ему. И без этой власти, которая есть у каждого человека, не было бы и добра, которое истинно есть добро, когда человек отвергает зло со всей силой, с которой мог бы восстать против Бога, - тогда он снова возвращается к Нему. Мир стоит благодаря этому свойству, благодаря возвращению. Это и есть свет, который во тьме светит. Потому написано: «Соделавший свет и сотворивший тьму». Тьма была создана, а внутри нее соделался свет и изъят был из нее. Как говорил мой учитель Магид из Межерича, будь благословенна его память: «Как масло в оливе – покаяние скрыто в грехе». Тьма для того и существует, чтобы вечно возрастал свет».[5]
Мартин Бубер – один из величайших филантропов нашего времени, но в его любви к людям есть что-то неповторимо особенное. Его любовь – честна, он любит человека таким, какой он есть, принимая его во всей его красоте и во всей его неприглядности, в его величии и в его низости. Все потому что он пытается посмотреть на человека глазами его Создателя. «Человек делает зло, - говорил он, - только когда злой соблазн побуждает его. Но это еще не делает его злым. Никто не хочет творить зло. Или он просто попадает в тенета, сам не зная как, или он принимает зло за добро. Ты должен любить человека, который делает зло, с любовью помочь ему выбраться из водоворота зла, в который его загнало злое побуждение, с любовью должен ты ему объяснить, что высоко, а что низко. Без любви ты не добьешься ничего, он укажет тебе на дверь и будет прав. Если же ты назовешь его злым, будешь ненавидеть и презирать, ты сделаешь его действительно злым, желая ему помочь. Человек становится злым, когда замыкается в своем зле. Никто не зол, пока сам не заключит себя в тюрьму своих злых поступков. Не раньше он становится злым, чем замкнет сам себя в темном мире», - говорит Святой Еврей.[6] И как здесь не вспомнить Христа, послужившего Буберу прототипом образа Святого Еврея, с Его учением о безусловном прощении и принятии грешника, с радикальностью Его требования побеждать зло добром? В понимании Бубера, человек творящий зло, по сути своей такая же жертва, как и тот, на кого его злые деяния обращены. Такой человек – сам нуждается в помощи. «И когда Иисус возлежал в доме, многие мытари и грешники пришли и возлегли с Ним. Увидев то, фарисеи сказали ученикам Его: для чего Учитель ваш ест и пьет с мытарями и грешниками? Иисус же, услышав это, сказал им: не здоровые имеют нужду во враче, но больные, 13 пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы? Ибо я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мт. 9:10-13). Бог Бубера, также как и Бог Христа, не отвергает грешника, но ведет Его к исцелению. Грех – это и в самом деле болезнь, нуждающаяся в исцелении. Бог смотрит на грешника не с презрением, злостью или отвержением, но с состраданием. Он не говорит грешнику с осуждением: как ты мог? Он с настойчивостью любящего и сострадающего врача говорит своему больному: больше не делай. Иди и впредь не греши! – не потому что больше не будет прощения, но потому что Бог не хочет снова видеть твои страдания.
Хасидизм Бубера – это еще и гимн человеческой свободе. Не той свободе, которую часто путают с анархией или беспределом, но свободе истинной, той свободе, которой наделили нас Бог. «Бог, - сказал Еврей, - Бог свободы. Он, у кого есть сила заставить меня, не принуждает меня ни к чему. Он уделил мне часть от своей свободы. Я предаю его, если позволяю кому-то управлять собой».[7] Бог настолько ценит свободу, что наделяя нас ей, тем самым предоставляет нам право на ошибку. Это право отображено в одной из самых волнующих притч Христа – притчи о блудном сыне. Даже зная, исход нашего решения, даже зная, что за «ад» придется пройти человеку совершающему грех, Бог позволяет ему сделать это. Он делает это потому что высоко ценит тот дар индивидуальной свободы, то право на выбор, а также и право на ошибку, которыми Он Сам наделил нас. Поэтому и в притче Христа, отец блудного сына отпускает своего сына, даже не пытаясь отговорить его от принятого решения. Но что еще более ценно – отец с готовностью принимает сына, как только тот решает вернуться. В отличие от старшего сына, который выступает в качестве прообраза человеческих отношений, отношение отца оставляет нас в изумлении – он принимает своего сына безусловно, он не требует его наказывать и даже не выговаривает ему. Отец понимает – сын уже достаточно наказан за свой грех, и притча ясно дает нам это понять, описывая мытарства младшего сына вдали от отца. Вот почему в хасидизме Бубера мы не найдем тех требований к наказанию за грех и условий к исключению кающегося грешника из сообщества верных – этому нет необходимости. Мы, к сожалению, не видим этого в христианстве, но Писание ясно учит нас тому, что грешника необходимо наказывать только в случае, когда он грешит и не собирается отказываться от своих грехов, именно в этих случаях действует церковная дисциплина. Но мы не найдем в Писании требований «казнить» кающегося и осознавшего свою неправоту человека.
Пред лицом человеческих жалоб и неудовлетворенностью жизнью мы вновь видим завораживающее, необычностью своего отношения к человеческим проблемам и нуждам, хасидское учение. «Как правило, человек всегда имеет то, чего недостоин», - так отвечал Святой Еврей своей теще на ее вопрос о том, достоин ли он был иметь такую жену, как ее дочь Фогеле.[8] Человек зачастую недоволен своей жизнью считая, что он достоин большего, но правда жизни, открытая нам в Писании говорит нам о том, что человек недостоин ничего доброго. Все то, что он имеет – результат Божьей благодати к нему, и более того, человек не получает то, что он на самом деле заслужил и в этом мы можем увидеть милосердие Божье. Библия ясно учит нас тому, что даже самые праведные из нас, даже такие люди, как Иов абсолютно не заслуживают то, что они имеют. Даже Иову суждено было открыть для себя: все чем он обладал было результатом милости Бога к нему, а не платой за его заслуги. Поэтому как пишет Питер Крафт: «Когда увидишь расстояние между нами, нынешними, и теми, кем мы должны стать, просто диву даешься, как милости Божьей удается провести нас через него так легко, так безболезненно. Странно не то, что с хорошими людьми происходит столько плохого, а то, что с людьми плохими происходит столько хорошего. Это узнаёт Иов, увидев Бога лицом к Лицу, поэтому говорит, что удовлетворен, доволен. Довольны будем и мы».[9]
«Особенно легким им (традиционным евреям, противникам хасидизма) казалось разоблачить Хозе, который, превыше всего ценя смирение, был необыкновенно гордым человеком. Они не могли понять, что в одном человеке могут уживаться эти два качества, в отличие от гордости и высокомерия, гордости и тщеславия, которые как раз не уживаются вместе. Но различить их и впрямь непросто».[10]
«Мы должны смотреть на самого человека, а не на его отражение в чужих глазах», - говорил Святой Еврей.[11]
Говоря о празднике Шавуот Ребе Хозе сказал следующее: «Мы украшаем все зеленью не в память о том, что было когда-то. Откровение происходит сейчас, оно живет, оно в становлении. Это не то, что случилось в прошлом и о чем нужно вспоминать, оно с нами, оно происходит сейчас. Мы не вспоминаем, а создаем место для Откровения, мы ждем освящения».[12]
Обращаясь к Святому Еврею его ученик реб Буним сказал: «Ты прав, ребе. Бог не волшебник. Это волшебник демонстрирует свою силу, как павлин – свой хвост. Бог скрывает ее».[13]
«…пока человек мнит, что он может получать сам от себя совет, мечтает с помощью рассуждения обрести свободу, до тех пор он будет рабом и скорбь будет в сердце его, а Господь будет скрывать от него лицо свое. Только когда человек усомниться в себе и со всей силой отчаянья обратится к Богу, как написано: «Авраам не узнает нас, и Израиль не признает нас своими; Ты, Господи, Отец наш», - тогда он получит помощь» (Святой Еврей).[14]
«Нельзя слишком сердиться на людей, - сказал Еврей, - за то, что они создают прекрасный и добрый образ и помещают его на место Бога, ведь так трудно жить в Его страшном присутствии. Поэтому, если мы желаем привести людей к Богу, мы не должны просто разрушать их кумиры. В каждом таком наделении Творца каким-то качеством, в каждой Божественной черте, которая выявлена в этом случае, пусть в ущерб целостности, есть свой смысл. С нежностью и осторожностью мы должны помочь человеку осознать то качество, которое для него притягательно. Наша миссия не в том, чтобы увлечь их туда, где живет чистота святости, - нет, даже в лишенном святости мы должны найти то, что приведет к искуплению и целостности».[15]
«… глаза – не главное в человеке. Важнее то, на что они глядят и что видят, а это не зависит от глаз».[16]
«Я понял, что, снедаемая постоянной жаждой познать природу души, моя собственная оказалась в опасности и могла погибнуть, как ваша шляпа. Моя душа была подпорчена стремлением изучать людей, а не просто сочувствовать им и ощущать себя близким им. Я понял, что должен исправить этот недостаток, иначе моя душа погибнет. И не давать этому ощущению возникнуть снова. Я должен быть простым с людьми, а не рассматривать их как объект изучения» (Буним).[17]
«Теперь я смешиваю вещества для лекарств и слежу, чтобы мысли мои оставались чистыми и несмешанными».[18]
«Мы, во всяком случае, не требуем того, что мир называет правами. Все, что нам нужно, это право устраивать свою жизнь, как нам Бог велит. Давно, очень давно Господь рассеял нас по лицу земли, потому что мы не сумели выполнить нашу земную задачу. С тех пор Он очищает нас в огне страдания. Да, вас разделили на части ваши враги. Но вы сохранили право жить вместе. Вы начали понимать, что жизнь народа связана с тайной страдания, а она, в свою очередь, мистически соотносится с приходом Мессии. В глубине страдания возникает поворот к добру, а вместе с ним и стремление к искуплению. Этот поворот – путь к праведности, и он закончится всеобщим искуплением» (слова великого Магида к польскому князю Адаму).[19]
«Одно я знаю точно, - ответил Еврей, - если человек произнесет пусть один только раз, но из всей мочи: «Слушай, Израиль! Господь наш Бог! Господь Один!» - то злой дух навеки теряет надежду приобрести такого человека. Потому что тот знает, что его Творец – единственная сила, знает и то, что все остальное – видимость и самозванство. Как же тогда исхитриться злому духу? Он строит ступени, чтобы человек поднимался по ним. Человек сосредоточивает свой ум на достижении нового уровня, и для него существует уже не только Бог, даже если он и продолжает так думать. Ему становятся важны собственная сила, позволяющая подниматься все выше, и стремление возвышаться. Это важно ему, и он не видит больше в этом ничего обманчивого, иллюзорного. Я это говорю вам, ребе Меир, потому что сам был подвержен этой опасности. Это было как раз тогда, когда я пришел в Люблин. Там я научился понимать обманчивость этих ступеней. Что же должен делать человек, чтобы спастись из этих сетей птицелова? Он идет в дремучий лес и там стоит и кричит, пока от него не отнимутся все ступени и уровни».[20]
«Еврей обратился к ним со словами:- Написано: «Ты облечен славою и величием». Слава и величие, которые присущи Богу, есть не что иное, как его одеяние. Он одевается в них, чтобы приблизиться к твари. Все величие Божие, которое мы можем постигнуть, есть самоумаление Господа ради нас.
Есть два пути, которыми он приближается к этому миру: первый – это Шехина, в жилище ей Он выделил этот мир и позволил ей войти в течение времени и истории и разделить с людьми противоречия и страдания мира. Он послал Шехину в изгнание вместе с народом Израиля. Она не защищена от ран и ударов, она разделяет нашу судьбу, наши несчастья и нашу вину. Когда мы грешим, она чувствует это как свой грех и мучается этим. Она чувствует стыд за нас, как мы сами не можем чувствовать.
Второй путь – это то, что он поставил искупление этого мира в зависимость от того, насколько мы приближаемся к добру. «Возвратитесь, мятежные дети: Я исцелю вашу непокорность». Бог не может без нас завершить свое творение. Он не откроет нам своего царства, пока мы не построим основание для него. Он не наденет царской короны, пока не получит ее из наших рук. Он не воссоединится с Шехиной без нашей помощи. Он позволяет ей ступать по земле запыленными и окровавленными ногами, потому что мы не имеем жалости к ней».[21]
«Бог, - сказал Мендель, - всегда с нами, где бы мы ни были и каковы бы мы ни были. Но рассвет его царства может наступить в нас не раньше, чем мы образуем внутри себя место для него, чтобы Он был среди нас».[22]
«Но мы здесь верим, что у нас есть только одна обязанность, а именно – повернуться всем своим существом к Богу и пытаться установить Его царство на земле путем справедливости, любви и святости» (Святой Еврей).[23]
«Да, я пробуждаю людей, - говорил он Буниму, - но я не могу посадить их на плечи и нести. Времени мало. А их так много! Мне бы надо рассылать повсюду учеников. Но люди не поверят им, как мне. Почему, собственно? Потому что они не знамениты? Какая жалкая вещь эта слава! Как хорошо я понимаю Магида из Межерича, который, прославившись, просил Бога объяснить ему, за какой грех он так наказан».[24]
«Никто не идет за Мессией, к нему приходят» (Буним).[25]
«У меня нет «доктрины». Моя функция – лишь указывать на реальность этого порядка. Тот, кто ожидает от меня готовой концепции, будет разочарован. На самом деле мне кажется, что в этот исторический час жизненно важно не обладание определенной доктриной, но, скорее, живое ощущение вечной реальности и ее глубины, с помощью которой нам дается понимание быстротекущего сиюминутного бытия. В этой пустынной ночи нельзя указать никакого пути. Можно только помочь людям ждать, приготовив свои души в надежде, что забрезжит рассвет и дорога появится там, где никто не ожидал».[26]
Кажется, когда мною впервые была прочитана эта книга, я упустил в ней что-то бесценно важное, наверное, именно то, ради чего эта книга и была написана. Теперь же спустя несколько лет, я смог ясно увидеть, что книга эта говорит о двух путях стяжания искупления и прихода Мессии. Первый путь – путь духовной брани, в которой хасиды Люблина пытаются повлиять на духовные силы таким образом, чтобы усугубить положение людей настолько, чтобы уровень зла послужил мерилом готовности для прихода Мессии. Второй путь – путь Святого Еврея и его школы в Пшиске – путь покаяния и смирение пред Богом и тем самым приготовление для искупления и прихода Мессии.
[1] Там же, 124.
[2] Там же, 112.
[3]Мартин Бубер, Гог и Магог (С.-Петербург: ИНАПРЕСС, 2002), 26.
[4]Там же.
[5]Там же, 58-59.
[6]Там же, 70.
[7]Там же, 73.
[8]Там же, 96.
[9]Питер Крифт. ИОВ. ЖИЗНЬ - ЭТО СТРАДАНИЕ. "Мир Библии", 1997; стр. 12-3, http://messia.ru/rasylka/002/090.htm
[10] Там же, 106.
[11] Там же, 109.
[12] Там же, 115.
[13] Там же, 118.
[14] Там же, 122.
[15] Там же, 125.
[16] Там же, 136.
[17] Там же, 146.
[18] Там же, 146.
[19] Там же, 198-9.
[20] Там же, 212.
[21] Там же, 225-6.
[22] Там же, 227.
[23] Там же, 233.
[24] Там же, 243.
[25] Там же, 279.
[26] Там же, 306.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)