КОМУ НУЖНО ТВОЕ НЕВЕЖЕСТВО? (набросок еще одной главы для книги "Бог под арестом")

В своей совместной работе «Социология невежества» Адин Штейнзальц и Амос Функенштейн отмечают, что представление об открытом знании как о безусловном идеале сложилось в еврейском обществе еще во времена странствований израильтян по Синайской пустыне под предводительством Моисея. И вот, как это описывается в книге Чисел:

Моисей вышел и сказал народу слова Господни, и собрал семьдесят мужей из старейшин народа и поставил их около скинии. И сошел Господь в облаке, и говорил с ним, и взял от Духа, Который на нем, и дал семидесяти мужам старейшинам. И когда почил на них Дух, они стали пророчествовать, но потом перестали. Двое из мужей оставались в стане, одному имя Елдад, а другому имя Модад; но и на них почил Дух, и они пророчествовали в стане. И прибежал отрок и донес Моисею, и сказал: Елдад и Модад пророчествуют в стане. В ответ на это Иисус, сын Навин, служитель Моисея, один из избранных его, сказал: господин мой Моисей! запрети им. Но Моисей сказал ему: не ревнуешь ли ты за меня? о, если бы все в народе Господнем были пророками, когда бы Господь послал Духа Своего на них! И возвратился Моисей в стан, он и старейшины Израилевы. (Чис.11:24-30)

Сталкиваясь с постоянным ропотом и непониманием народа, который был вверен ему Господом, Моисей страдает от того, что только он один в целом народе слышит и понимает волю Божью. И вот теперь, когда семьдесят израильских старейшин пророчествует, возникла новая проблема, уже совершенно иного характера – ближайший Моисею человек, Иисус Навин, пытается воспрепятствовать происшедшему в Израиле пробуждению. Моисей видит причину такого отношения в ревности Иисуса Навина, который судя по всему беспокоился, не потеряет ли Моисей вследствие произошедшего пробуждения свое положение и свое влияние? После чего звучат архиважные слова Моисея, «о, если бы все в народе Господнем были пророками, когда бы Господь послал Духа Своего на них!», которые, по сути, являются отображением новозаветного идеала Божьего народа у апостола Петра: «Но вы - род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет; некогда не народ, а ныне народ Божий; [некогда] непомилованные, а ныне помилованы» (1Пет.2:9,10).

Итак, мы видим, что ни Моисей, ни Петр нисколько не обеспокоены потерей своего положения или авторитета в среде Божьего народа. Они провозглашают идеал, в котором подчеркивается близость каждого человека не просто к некому закрытому знанию или мистическому опыту, но к Самому Богу. Как Моисей желает, чтобы весь народ состоял из пророков, так и Петр отстаивает идею священства всех верующих.

Адин Штейнзальц и Амос Функенштейн утверждают, что «попытка сократить масштабы пророчества, понимаемого нами как мистическое, глубоко личное, закрытое по своей природе переживание, была в какой-то степени вынужденной мерой»[1]. Но она была вынужденной не только потому, что исключительно на плечах Моисея лежало бремя управления народом. Нет, точно также, как и в случае с новозаветной церковью этот идеал провозглашен для того, чтобы сократить разрыв между теми, кто уже находится в непосредственных отношениях с Богом и теми, кто продолжает жить откровениями передаваемых им кем-то. Мы видим, что этот идеал вновь и вновь появляется на страницах Писания, он проявляется как в даровании Закона еврейскому народу на горе Синай, так и в излиянии Святого Духа на учеников в Иерусалимской горнице. Никто из участников как первого, так и второго события не остался каким-то образом обделенным, никто не остался на периферии, доступ и допуск к Божественному получен всеми.

Итак, как мы можем увидеть, основная идея преследуемая Моисеем, состояла в том, что «это знание должно быть знанием для всех», а не только Моисея и семидесяти старейшин, идея же Петра состоит в том, что быть пред Богом священниками призваны все верующие, а не только представители пасторского и дьяконского составов. Поэтому также как весь народ обязан выполнять слова Закона, также весь народ обязан нести пред Богом служение.

Однако как до времени Эзры Израиль так и не приблизился к этому идеалу, так и в церкви до времени Лютера и Реформации идеал Петра остается не воплотившимся. «Эзра изображается в еврейской традиции как тот, кто вторично после Моше дает народу Тору. Ибо Тора, которая до него была достоянием, возможно, лишь одних священников и мудрецов, или же сынов пророков и пророков, превратилась в его руках в такое учение, которому мог стать причастен каждый».

Как отмечают Адин Штейнзальц и Амос Функенштейн: «Переход от пророчества, которое по сути своей является чем-то харизматическим, доступным лишь единицам, даже если они составляют целую касту пророков, к таким формам и способам обсуждения, которые можно назвать открытыми и публичными, представляет собой переворот». Суть данного переворота состоит в том, что имея свободный доступ к Божьему Закону, более нет нужды в том, чтобы кто-то постоянно напоминал о нем. Идеал пророков[2] состоял в том, что Божий Закон должен был бы настолько укорениться в сердце, внутри человека, чтобы упразднились любые попытки напоминать о нем извне. Однако несмотря на доступность Закона, вскоре появляется необходимость толковать Закон, что снова приводит к разделению внутри народа.  

Священники, поскольку они обладали закрытым знанием (назовем ли мы это знание Устной Торой или будем считать его преданием, существующим внутри клана), были ответственны за объяснение законов, и тут дает о себе знать борьба саддукеев и связанных с ними социальных слоев за сохранение такого положения вещей, при котором определенная группа людей обладает избранничеством и знатностью».[3]

            Потеря «закрытого знания» означает потерю власти. Именно по этой причине все древние примитивные религии и культы окружает ореол таинственности. Только священнику или жрецу понятно совершаемое ритуальной действие, только у него есть власть совершать священодейсвтия и право трактовать волеизволения Божества. Христианство же отличается от всех прочих религий именно в раскрытии тайны, а не в ее сокрытии – Божий народ приглашен, чтобы познать таинственное. В христианстве есть множество тайн, но те, кто встал на путь ученичества, получают доступ к тайне – Бог открывает для них тайное, так что оно становится явным. И скажем больше – Бог Сам открывается тем, кто встал на путь Его познания. Однако и в христианстве можно наблюдать определенный страх священнослужителей перед потерей контроля над тайной. Задумаемся над вопросом, почему скажем такое священодейсвтие как причастие совершается практически исключительно рукоположенными служителями? И речь сейчас не идет о Римо-католической церкви, где посредством молитвы священника совершается претворения хлеба в плоть Господа, а вина – в кровь Господа, а об общинах евангельских христиан, где и хлеб и вино служат лишь символами тела и крови Христа. Со времен Августина известна формула: сакрамент делает священным не личность отпускающего, а вера принимающего. Так почему же обычный евангельский верующий (не имеющий специального разрешения/лицензии/рукоположения) не может преподать причастие другому евангельскому верующему? Почему обычный верующий не может совершить обряд крещения? Страх перед тем, что они что-то не правильно выполнят или может быть что они что-то не до конца понимают? Но постойте, некоторые верующие наблюдают, как эти действия совершаются служителями на протяжение многих лет своей христианской жизни, так и не принимая в них непосредственного участия. Может быть из разряда учеников, пора бы было уже и перейти в разряд учителей: «Ибо, [судя] по времени, вам надлежало быть учителями;…» (Евр.5:12)?

Таким образом, сегодня можно наблюдать конфликт между необходимостью исполнения поручения «идите и научите» и страхом перед возможными последствиями исполнения этого поручения. Однако, мне кажется, что настоящий страх кроется не в том, что кто-то выполнит священнодействие хуже, чем это делает обладающий на это специальным дозволением священник, а в том, что кто-то сможет это сделать не хуже, а может даже и лучше.

Эзра же будучи священником, т.е. представтилем цеха закрытой профессии, тем не менее, он сделал знание открытым. Также и Лютер, будучи доктором Богословия, тем не менее, он нес богословие в массы.

Представляется, что знание может вырваться наружу только таким образом, а не благодаря порыву к знаниям, возникшему в низших слоях общества. Ведь в том, что касается знания, прорыв снизу - это почти безнадежное дело. Тот, кто не имеет знания, не может овладеть им силой. Он может получить доступ к знанию только в том случае, если те, в руках у которых закрытое знание, решат по каким-либо причинам произвести изменения в системе передачи знания[4].

Однако, те, кто сегодня обладает этим «закрытым» религиозным знанием не спешат делиться с ним другими. Появление новых обладателей того же самого продукта, вызывает страх перед потерей своей значимости, тот же страх и беспокойство, которое мы можем наблюдать у Иисуса Навина в момент получения помазания Моисея семьюдесятью израильскими старейшинами. Именно по этой причине Божий народ продолжает оставаться в невежестве, а появление в его среде людей независимых, мыслящих и обладающих знаниями почти всегда воспринимается как конфронтация, бунт и вызов.

Во все времена, мыслящие люди становились непреодолимым препятствием на пути автократий к покорению различных человеческих сообществ – мыслящим человеком нельзя манипулировать, им можно управлять, но сугубо в позволенных им самим рамках. Именно поэтому в них простой люд убеждали видеть злодеев, из-за строптивости которых вынуждены страдать «нормальные» люди. Но парадокс, что именно мыслящие люди оставались движущей силой человечества, и именно отданные ими в противостоянии с системой жизни сохранили человечество от уничтожения. Работая над книгой, я набрел в Интернете на одну очень важную для нашего разговора статью Дитриха Бонхёфера «О глупости», не имея возможности привести ее здесь целиком остановлюсь на нескольких важных утверждениях:

При внимательном рассмотрении оказывается, что любое мощное усиление внешней власти (будь то политической или религиозной) поражает значительную часть людей глупостью. Создается впечатление, что это прямо-таки социологический и психологический закон. Власть одних нуждается в глупости других[5].

Я помню проповедь в Минской церкви «Благодать», когда уважаемый пророк и служитель, кажется с Украины, сравнивал бакалавров богословия с черномоскими бычками, рыбой, у которой по словам пророка есть два существенных недостатка – большая голова и соответственно не так много гастрономического полезного материала, т.е. от него нет никакого толка в служении, и плавает на мелководье, т.е. не способен понять глубину или суть Божественных откровений. Таким образом, мы видим, что людей стремящихся получать знания, в том числе и формальное богословское образование, порой просто откровенно и публично поднимают на смех.

Идеал, провозглашенный Моисеем и Петром, так и не прижился в церкви. Этому находится множество объяснений. Мне чаще всего доводилось слышать о слабости пищеварения у духовных младенцев – тяжелое учение может надорвать их духовные животы. Только вот в церкви это почти всегда будет означать, что люди, попавшие в этот разряд, будут обречены на пожизненную молочную диету. Мы не позволяем людям соприкасаться с тяжелыми вопросами, потому что они могут навредить себе, могут подвергнуться стрессу. Но ведь любое обучение – это непрерывный стресс, так как нам постоянно бросается вызов и постоянно подымается планка.

Мы так боимся, что человек может утратить веру, что всячески пытаемся оградить его от всякой бунтарской мысли, от всякого сомнения, от всякого вопроса, не замечая, как тем самым мы лишаем человека этой самой веры, которая может родиться только из недр человеческих сомнения, бури вопросов, кризиса познания. Таким образом, вместо живой и настоящей веры, мы оставляем человека лишь с жалким ее подобием, которое иначе как привычкой к религии и нельзя было бы назвать. Но лучше было бы человека оставить с бурей сомнений, с градом вопросов, с потрясенными до самых основ убеждениями, пусть лучше уж вера будет в нем разрушена, с тем, чтобы однажды она смогла воскреснуть, вместо того, чтобы она так и осталась не родившейся, не прошедшей испытаний, не воскресшей из могилы сомнений.

---

[1]Адин Штейнзальц, Амос Функенштейн. Социология невежества. Москва: Институт изучения иудаизма в СНГ, 1997.

[2]Особенно хорошо это отмечено у Иеремии.

[3]Адин Штейнзальц, Амос Функенштейн. Социология невежества. Москва: Институт изучения иудаизма в СНГ, 1997.

[4]Адин Штейнзальц, Амос Функенштейн. Социология невежества. Москва: Институт изучения иудаизма в СНГ, 1997.

[5]Бонхеффер Дитрих, О ГЛУПОСТИ. "Сопротивление и покорность". "Вопросы философии", 1989, N 10. Источник: Страница Свято-Филаретовского Института.

СПИСОК ШИНДЛЕРА

Вчера посмотрел «Список Шиндлера», даже не знаю, как получилось, что до сих пор ни разу не видел этого поистине знакового фильма. Что же меня поразило? Поразил сам образ Шиндлера. В начале фильма его изображают, как обычного дельца. Он – разорившийся авантюрист, который приезжает в оккупированный Краков, чтобы еще раз испытать судьбу. Он сорит последними деньгами, пуская пыль в глаза немецким офицерам, чтобы сдружиться с ними. Используя, создавшуюся ситуацию в гетто, он наживается на евреях, которые из-за безвыходности вынуждены с ним сотрудничать. Он делает на них деньги – они смотрят на него, как на Бога. Для них фабрика Шиндлера – последнее безопасное пристанище в этом мире, для него – производство выгодного товара для фронта. Шиндлер – аморальный тип, беспорядочный в своих половых связях, и пренебрегающий своей женой. Он зарабатывает миллионное состояние на людях, которых война превратила в его рабов, но которые продолжают с благодарностью работать на него и смотреть как на своего спасителя. В то время как Шиндлер без конца кутит, проматывая заработанные деньги в компании немецких офицеров и проституток.

Но затем Шиндлер прозревает -  маленькая девочка в красном пальто появляется, как кажется, только с одной целью, чтобы этот человек наконец-то увидел весь тот ужас, в котором оказался еврейский народ. Ее красное пальто в черно-белом фильме – это акцент режиссера, дающий шанс зрителю, отчетливо осознать драматический момент прозрения. Эта же девочка в красном пальто, вернее ее останки, вновь появляется перед глазами Шиндлера, в тот момент, когда заключенные концлагеря эксгумируют и сжигают тела убитых в тот злополучный день прозрения Шиндлера – день разгрома Краковского гетто.

И вот этот аморальный и беспринципный человек, Шиндлер, становится спасителем нескольких тысяч евреев Кракова. Драма фильма обостряется, когда купленный им в буквальном смысле эшелон с еврейскими женщинами попадает не к нему, а в концлагерь Аушвиц. Шиндлер вырывает их и оттуда. Он тратит все свое состояние, чтобы спасти этих людей, и он их спасает. Он рискует своей жизнью, теряет все свои деньги, но спасает этих людей.

В конце фильма спасенные подносят ему подарок – золотое кольцо отлитое из нескольких зубных коронок, чудом не замеченных ранее фашистами. У Шиндлера трясутся руки и он роняет кольцо, когда ему переводят выгравированные на кольце слова из Талмуда «Каждый, кто спасает хотя бы одну жизнь – спасает весь мир». Он рыдает, он сокрушается о том, что он так бездумно проматывал свои деньги, а ведь он мог стольких еще спасти.

Фильм потряс меня до глубины души. Я пытался провести анализ жизни этого человека и тот поступок, который он совершил: Шиндлер – прелюбодей, мот, делец, пьяница, и Шиндлер – спаситель целого поколения евреев. Как это увязать? Кажется, что так не бывает. А вернее так не должно быть: «Течет ли из одного отверстия источника сладкая и горькая [вода]?» (Иак.3:11). И кто же из нас настоящий человек? Прелюбодей Шиндлер, который тратит все свое состояние до последнего шиллинга, чтобы спасти обреченных на смерть евреев? Или я – человек в большей степени интересующийся только своей собственной жизнью?

Сегодня делился этими мыслями с девушкой, с которой вместе учимся на курсах французского, она сказала, что на днях увидела как неопрятно одетая женщина на улице кормила бездомного котенка, а потом она увидела ее лицо – пропитое лицо. Но вот обладательница этого отталкивающего лица сделала поступок, на который, по словам моей собеседницы, она не была способна…

Будучи христианами, мы часто пытаемся отметить свое превосходство перед людьми этого мира, халдеями, как мы любим их называть. Но вот только я не перестаю удивляться тому, как много людей среди этих «халдеев», можно было бы назвать людьми с большой буквы и как многих христиан можно было бы поставить с ними рядом.

Цитата дня, даже две цитаты :)

«Утоляющий свою страсть остаётся голоден, а не утоливший её - сыт» В. Талмуд, Санедрин 107а

"Неотения — способность недоразвившейся личинки к размножению — наблюдается в природе у некоторых видов насекомых и земноводных. Мне кажется, что это замечательная метафора — современное человечество напоминает именно личинок, которые не достигают взрослого состояния, но об этом не догадываются. Взрослый человек способен созидать, а личинка такой способностью не обладает, поскольку ее предназначение — потребление. В этом смысле современное общество кажется мне личиночным — оно ориентируется на всякого рода потребление: лучшей еды, лучших путешествий, одежды, гостиниц, секса. На этом пути невозможно достичь конечного результата. Где-то впереди мерещится что-то еще более вкусное или неопробованное..." Людмила Улицкая.

ОРТОПРАКСИЯ: НА САМОМ ЛИ ДЕЛЕ МЫ ВСЕ ХОТИМ СДЕЛАТЬ ПРАВИЛЬНО?

ОРТОПРАКСИЯ: НА САМОМ ЛИ ДЕЛЕ МЫ ВСЕ ХОТИМ СДЕЛАТЬ ПРАВИЛЬНО?

Однажды во время воскресного собрания в нашей церкви, в начале служения сестра из совета старейшин церкви призвала молиться о том, чтобы в отношении нашей и других евангельских церквей прекратились несправедливые обвинения в сектантстве. Мы дружно помолились об этом, после чего началось прославление. Однако то, что происходило дальше, в моем понимании, полностью перечеркнуло молитву о заграждении уст клеветников и лживых обвинителей. Одна из особо ревностных и активных сестер, молясь на языках спустилась со своего ряда на несколько ступеней к сцене. После чего она взяла за руку одного из братьев, принадлежащих к совету церкви, и вместе с ним двинулась между рядами от сцены вверх зала, продолжая молиться на языках. Поднимаясь по ступеням зала вверх, она останавливалась на каждой ступени, поворачивалась к молящимся, и рассекая воздух невидимым мечом зажатым в ее руке она издавала воинственный клич «Хой!- Хой!». О духовном мече я уже знал, поскольку был свидетелем такой молитвы несколько месяцев назад, где ее действия были объяснены пастором церкви. Тогда перед нами стоял неверующий парень, которого пригласил в собрание его друг, член нашей церкви, с которым они вместе учились в Академии Милиции. Я помню, как этого парня буквально «сдуло» из зала, как только закончилась молитва, больше его в нашем собрании я не видел. В этот раз «жертвой» духовных воинствований нашей сестры стала девушка из баптистской церкви, которая была в собрании вместе со своим женихом,  членом нашей церкви. Когда «меч» рассекал воздух около того ряда, где стояла эта молодая сестра, явно не искушенная демонстрацией подобных духовных сражений, она просто опустилась в рыданиях на колени, закрыла лицо руками и начало горячо молиться Богу. Я не знаю, о чем она молилась, но было очевидно, что она испытывала серьезный внутренний дискомфорт и смущение, в конце собрания мы с супругой попытались утешить ее как могли, сказав, чтопереживаем не меньшее смущение, чем она, и что в нашей церкви немало людей, которые подобно нам приходят в смущение от увиденного.

Но на этом «чудеса» этого воскресного утра не закончились. В конце собрания нам предложили посмотреть презентацию, подготовленную нашей молодежью под названием «Письмо из ада». Когда свет в зале приглушили, на экране появились языки пламени, а из динамиков стало раздаваться потрескивание костра. Затем трагическим голосом молодого человека, который должен был изобразить слушающим отчаяние и боль человека оказавшегося в аду, нам зачитали письмо написанное нехристианином своему другу, который был христианином. Суть письма была в следующем, неверующий друг обращался к своему верующему во Христа другу с упреками о том, что тот не делился с ним Евангелием, когда он просил его об этом. Христианин был занят суетой, развлечениями, играми и все никак не мог уделить время своему неверующему, но ищущему Бога другу. И вот теперь эта душа оказалась в аду, откуда она и посылает это письмо, с выражением «надежды», что вскоре они здесь встретятся. Эта презентация меня окончательно добила, я сидел в замешательстве и думал: И после всего этого мы будем молиться о том, чтобы нас не называли сектантами?!!

Сперва мы столкнулись с полным игнорированием предупреждений Павла о том, что стоит «попридержать» свои духовные дарования, помня о том, что в этот момент рядом с нами могут находиться люди неверующие или незнающие, которые придут в смущение и скажут, что вы беснуетесь. Затем нам показали презентацию, извратившую представление о справедливости Бога, Который отправляет в ад человека, всю жизнь Бога ищущего, вместо того, чтобы наказать человека, знающего Бога, но  скрывающег от других свои знания. Я хочу привести некоторые комментарии из Писания, которые рассматривают подобные нарушения.

Братия! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни. В законе написано: иными языками и иными устами буду говорить народу сему; но и тогда не послушают Меня, говорит Господь. Итак языки суть знамение не для верующих, а для неверующих; пророчество же не для неверующих, а для верующих. Если вся церковь сойдется вместе, и все станут говорить [незнакомыми] языками, и войдут к вам незнающие или неверующие, то не скажут ли, что вы беснуетесь? Но когда все пророчествуют, и войдет кто неверующий или незнающий, то он всеми обличается, всеми судится. И таким образом тайны сердца его обнаруживаются, и он падет ниц, поклонится Богу и скажет: истинно с вами Бог. (1Кор.14:20-25).

Общеизвестно, что между Павлом и Коринфской церковью была сложная и долгая история отношений. Павел основал эту церковь, после чего несколько раз в нее возвращался при различных обстоятельствах, и наконец, известно, что Павел написал в эту церковь, по крайней мере, четыре письма, из которых два сохранились и попали в канон Нового Завета. Однако, если существовали письма Павла к коринфской церкви, то будет логично предположить, что были написаны и письма из коринфской церкви к Павлу. Свидетельство этому мы можем найти, к примеру, в первом стихе седьмой главы первого послания к Коринфянам: «А о чем вы писали ко мне, то хорошо человеку не касаться женщины» (1Кор.7:1). Итак, мы имеем дело не просто с письмами, но с перепиской, или точнее сказать с частью переписки между Павлом и коринфской церкви. Также очевидно, что Павел не пишет коринфянам о каких-то абстрактных вещах, а реагирует на вполне конкретные проблемы, возникшие в  определенном историческом контексте. Практически все Первое послание можно разделить на отрывки, служащие решению определенных проблем. С какой же проблемой Павел пытается справиться в вышеприведенных стихах?

Для того, чтобы выяснить этот вопрос нам снова вернуться к нашему утверждению о том, что мы имеем дело с перепиской, т.е. мы слышим лишь одного собеседника. Однако, даже слушая одну из сторон разговора, мы все же мы можем услышать и вторую сторону, так как очень часто собеседники цитируют друг друга, причем, совсем не обязательно, чтобы при этом они говорили друг другу «ты это сказал» или «это же твои слова» и т.д., как правило, это и так понятно из разговора. Однако на письме подобных проблем вообще не возникает, поскольку чужое мнение выделяется соответствующими знаками препинания. Но только не в случае с Новым Заветом, в оригинальном тексте отсутствуют привычные нам знаки препинания и даже пробелы между словами. То ли древние авторы экономили пространство письма, то ли мода была такой, но так или иначе, в результате нам приходится разбираться с довольно таки не простой головоломкой.

Изучая Первое послание Павла к Коринфянам я пришел к выводу, что в этом тексте есть целый ряд, подобных невыделенных при переводе цитат, и с одной из них мы имеем дело в приведенном выше отрывке. Увидеть цитату нам помогает нарушение логики повествования, так сказать скачки с одного предмета на другой и явные противоречия в аргументации автора. Павел говорит одно, а потом как кажется, говорит что-то совершенно противоположное. Давайте рассмотрим этот отрывок:

«Братия! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни» (1Кор.14:20). Здесь сомнений не возникает, мы имеет дело с аутентичными словами Павла. Он обращается к коринфянам, чтобы в очередной раз обратить их внимание на создавшуюся в церкви проблему. Только вот в чем была проблема на этот раз? Дальше мы наблюдаем резкий переход на новый предмет, который похоже никак несвязан с предыдущим стихом, но помогает нам понять суть проблемы: «В законе написано: иными языками и иными устами буду говорить народу сему; но и тогда не послушают Меня, говорит Господь» (1Кор.14:21). Итак, суть проблемы – использование в церкви дара говорения иными языками. Однако, что с этим может быть не так? Если мы рассмотрим 21-22 стихи отдельно от 23-25, а затем мы сравним их между собой, то мы сможем увидеть в них явное противоречие. Итак, в первой части двадцать второго стиха говорится «Итак языки суть знамение не для верующих, а для неверующих; пророчество же не для неверующих, а для верующих» (что является продолжением аргумента двадцать первого стиха), а затем сравним ее с двадцать третьим стихом «Если вся церковь сойдется вместе, и все станут говорить [незнакомыми] языками, и войдут к вам незнающие или неверующие, то не скажут ли, что вы беснуетесь?». Павел явно противоречит сам себе. Он говорит о том, что языки – суть знамение для неверующих, а затем сам же говорит, что эффект от этого знамения несколько странный – неверующие люди рассматривают это как беснование. Теперь сравним «… пророчество же не для неверующих, а для верующих» (1 Кор. 14:22 б) с «Но когда все пророчествуют, и войдет кто неверующий или незнающий, то он всеми обличается, всеми судится. И таким образом тайны сердца его обнаруживаются, и он падет ниц, поклонится Богу и скажет: истинно с вами Бог» (1 Кор. 14:24-25) - и снова мы видим противоречие. Павел говорит о том, что пророчество не для неверующих а для верующих, а затем же сам говорит о том, какой положительный эффект пророчество оказывает на неверующего. Для меня разгадка этого текстуального ребуса кроется в предположении о наличии в посланиях Павла невыделенных орфографически цитат из писем коринфян к Павлу.

Таким образом, к каким выводам мы можем придти из приведенных выше рассуждений. Очевидно, что коринфяне действовали как духовные младенцы абсолютно неразумно обращаясь как с Писанием, поскольку двадцать первый стих – это свидетельство ошибочной герменевтики коринфян, так и с духовными дарованиями, такими как например говорение на иных языках, которые они похоже использовали как средство для обращения к Богу неверующих, в результате чего происходил абсолютно обратный эффект.

Итак разобравшись с первой проблемой того памятного воскресного утра – злоупотреблением духовными дарованиями, теперь давайте перейдем ко второму вопросу – вопросу об аде.

Здесь все гораздо проще, потому что библейский, а вернее евангельский текст, говорит достаточно ясно сам за себя. Первое, что нужно отметить, что основное учение об аде мы находим в Новом Завете, и если мы исследуем Новый Завет, то увидим, что об аде больше всего написано в Евангелие от Матфея, и в Евангелии от Матфея мы больше всего слышим об аде из уст Иисуса Христа, когда Он предостерегает от ада не неверюущих, но в абсолютном большинстве случаев своих учеников. Именно к ученикам Иисус обращается со словами: «Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном; а сыны царства извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов» (Матф.8:11,12) или «И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне» (Матф.10:28).